Юрий Бурносов - Армагеддон [трилогия]

Шибанов вышел на балкон и спросил у пробегавшего официанта, где раздобыть холодного пива. Это был единственный алкогольный напиток, который Ростислав хотя бы изредка себе позволял. Официант уточнил, какое именно пиво желает гость — светлое, темное, крепкое, слабое, безалкогольное, сваренное в Штатах, Канаде, Англии, Германии… Хоккеисту пришлось перебить зачитывание списка:

— Светлое, «Молсон»[15].

Через полминуты он уже стоял на балконе и смотрел на ночную Санта-Барбару, ярко сияющую огнями. Внизу кто-то верещал и выл. Шибанов слегка удивился — это явно были не собаки, а более крупные звери. Впрочем, у богатых свои причуды. Дома, в России, сильные мира сего тоже взяли моду заводить себе на даче зверюшку покрупнее — то тигрового питона, то леопарда… В унисон с голосами животных в городе выли автомобильные сирены. Вот полицейская, вот куда-то торопится «скорая помощь», а это — пожарные… Что-то многовато сирен, подумал Шибанов, отпивая пару глотков ледяного «Молсона».

— Эх, — тихо сказал он, — сейчас бы на Волгу…

— Там тоже ночью кричат дикие звери? Вы не бойтесь — там внизу есть зоопарк, он принадлежит хозяину этого дома. Звери все в клетках и они сытые — я видела, как их недавно кормили.

Только сейчас Шибанов понял, что на огромном балконе он давно не один.

На широких перилах сидела, свесив ноги вниз, маленькая девочка в блестящем платье.

— Привет, мисс, — с улыбкой произнес хоккеист.

— Привет, — ответила девочка. — Я вас знаю, вы из России. Спортсмен.

— Правильно, — кивнул Ростислав, — я играю в хоккей. А ты что здесь делаешь совсем одна?

— Я не одна. Где-то здесь моя мачеха, но я ее не люблю. К тому же ее интересуют только мужчины, а про меня она, скорее всего, уже забыла. Меня зовут Мидори.

Теперь Шибанов вспомнил, где видел это личико. Мидори Сандзо, звезда прошлогоднего диснеевского блокбастера о девочке, которая попадает в волшебную страну, чтобы спасти своего отца. Двенадцать лет, прическа «паж», огромные черные глаза. Японка по отцу. Во время второй мировой американцы сажали таких в концлагеря[16]…

— А меня — Ростислав.

— Очень приятно, — сказала девочка, спрыгнула с перил на розовый мраморный пол и неожиданно сделала книксен. — Вам тоже скучно?

— Не то слово, — признался Ростислав. — А уезжать вроде бы рановато, хозяин обидится…

— А я не могу уехать, пока мачеха не решит убираться отсюда. Я могла бы угнать автомобиль, но меня остановит дорожная полиция, будут неприятности. Поэтому я решила посидеть здесь и посмотреть, как звезды отражаются в воде. Но мне не нравится, что все время воют сирены. И в зоопарке кто-то кричит так, словно чувствует приближение беды…

Мидори говорила серьезно, словно старушка. Такое бывает с детьми, рано окунающимися во взрослую жизнь, будь то спорт или шоу-бизнес. А у Мидори, насколько помнил Шибанов из статьи в таблоиде, на все это накладывались еще и семейные проблемы: мать умерла давным-давно, год назад в автокатастрофе погиб отец, а мачехе-опекунше маленькая актриса была нужна исключительно как источник постоянного дохода.

— Когда мы ехали сюда, я видела, как человек разбил витрину кафе, — продолжала Мидори, подойдя ближе к хоккеисту. — Это было маленькое итальянское кафе, с такой красивой зеркальной витриной. Человек взял столик и бросил, он что-то кричал при этом, я не слышала из машины. Зачем он так поступил?

— Может быть, больной, — пожал плечами Шибанов. — Чего только не случается с людьми.

— Может быть, — согласилась девочка. — У него было такое страшное лицо…

Внезапно внутри, в зале, что-то загремело, послышался женский визг, крики.

— Стой здесь! — тотчас велел Ростислав, поставил пиво на перила и вернулся к столам.

Давешние расфуфыренные негры стояли друг против друга. У одного, со здоровенным пацифистским символом на шее, по щеке текла кровь из разодранного уха. Второй держал в пальцах вырванную серьгу и слизывал с нее красную жидкость.

— Что он делает?! — верещала какая-то блондинка в безвкусном леопардовом платье. — Охрана, скорее, скорее сюда!

Двое охранников протиснулись через толпу и попытались осторожно развести чернокожих смутьянов по сторонам, но тот, что был с пацификом, вырвался и закричал:

— Чертов ниггер, ты мне ухо разорвал! Зачем ты, блин, это сделал?!

Второй ничего не отвечал, только злобно смотрел по сторонам. Потом неожиданно извернулся и вцепился зубами в запястье охранника. Тот взвыл, а негр выхватил из его наплечной кобуры «глок»[17] и, быстро отскочив к столам, принялся стрелять вокруг себя. Первая же пуля ударила прямо в лоб верещавшую блондинку, разнеся ее голову, словно арбуз. Вторая досталась несчастному охраннику, угодив в живот. Толпа с воплями бросилась врассыпную, переворачивая мебель и сбрасывая на пол посуду. По ковру текло, впитываясь и смешиваясь с кровью, пятидесятилетнее шотландское виски.

Через мгновение Шибанов сообразил, что остался стоять, словно статуя, среди общего панического бегства, и представляет собой идеальную мишень. К счастью, чокнутый рэпер стрелял, не целясь. Быстро отпрыгнув за колонну, Ростислав сделал первое, что пришло в голову — схватил с пола бутылку и метнул в безумца.

Тяжелая бутылка угодила рэперу в плечо, он пошатнулся, поскользнулся на груде салата и грохнулся навзничь, выпустив оставшиеся пули в потолок. Посыпалась штукатурка, битое стекло с люстры, к упавшему кинулся охранник и ногой выбил у него пистолет. Потом завернул руки негра за спину и защелкнул наручники.

Шибанов вышел из-за колонны и обнаружил, что в зале не осталось никого, не считая уже упомянутого охранника, двух трупов и второго негра, который, морщась, поливал себе на ухо «Столичную» из литровой бутыли. Этот опасным не выглядел; приложил к уху скомканную салфетку, тут же начавшую краснеть, и заметил со знанием дела:

— Красиво ты его, чувак.

— Я в детстве любил играть в городки, — рассеянно объяснил Ростислав, осторожно обходя распростертое тело блондинки.

— Это что еще за фигня, блин?! — удивился негр.

Ростислав не ответил. В зале появилось еще несколько охранников, тревожно переговаривавшихся по рации. Кто-то вызывал полицию. Прибежал и сам хозяин; пухлый грек с растерянным видом метался среди перевернутых столов, что-то бормоча себе под нос, видимо, молился.

Кто-то дернул Шибанова за рукав рубашки. Он оглянулся и увидел Мидори.

— По-моему, люди сходят с ума, — сказала она. Ростислав поспешил развернуть девочку и увести подальше от мертвых тел, и только тогда спросил:

— Что ты имеешь в виду? Негра? Он, наверное, принял какой-то наркотик…

— Нужно говорить «афроамериканец», — наставительно произнесла Мидори. — Но я не про него. Я про тех людей, которые снаружи.

— Каких людей? — не понял Шибанов. Девочка молча потянула его в сторону балкона.

Сначала хоккеист подумал, что внизу, во дворе, снимают массовую сцену для кинофильма. Но потом он понял, что это не так. Разномастная толпа людей, каким-то образом проникшая на территорию ранчо Неверлэнд, шла на штурм. Шла почти бесшумно, и это было самым жутким. Основная масса плотной толпой валила к дому. Но часть из них вломилась в зоопарк, и стало совсем страшно. Потому что оттуда сразу же послышались истошные крики животных.

Животных, которых убивали.

Возможно, рвали на части.

Ростислава толкнули плечом. Распространяя удушливый запах водки, через перила перегнулся раненый негр и протянул в недоумении:

— Твою мать… Чувак, я на это не подписывался! Я приехал сюда побухать, повертеться перед камерами, может, сбацать пару песен. Что это за хренов бунт?! Там и ниггеры, и белые… А вон с ними коп… Слушай, у вас в России вроде была революция — это тоже так выглядело?

— Она была сто лет назад, — коротко сообщил Шибанов. — Я не застал.

Чернокожего рэпера эта новость, похоже, чрезвычайно поразила, но продолжать дальнейший исторический ликбез помешал огонь, который нападавшие открыли по балкону, вероятно, заметив на нем людей. Схватив в охапку пискнувшую Мидори, Ростислав бросился в дом. За ним торопился Профессор Джей-Ти, не переставая восклицать:

— Черт! Твою мать! Черт!

— Что там творится?! — крикнул Шибанов, едва не врезавшись в одного из охранников, плотного парня со сломанным носом.

— Не знаю, сэр! — испуганным голосом отозвался тот. — Какие-то волнения… В полиции говорят, что так по всему городу… Вроде в Карсон-Сити и в Солт-Лейк тоже…

— Я же говорил — революция! — заявил негр. — Но все равно ни хрена не понимаю. Еще ладно бы черные погнали белых, это давно пора. Но они там все вместе, и в меня стрелял хренов коп, блин, я сам видел!